Молодого старшего лейтенанта Гальцева, временно исполняющего обязанности командира батальона, разбудили среди ночи. Возле берега задержан мальчишка лет двенадцати, весь мокрый и дрожащий от холода. На строгие вопросы Гальцева мальчик отвечает только, что его фамилия Бондарев, и требует немедленно сообщить о своём прибытии в штаб. Но Гальцев, не сразу поверив, докладывает о мальчике, лишь когда тот верно называет фамилии штабных офицеров. Подполковник Грязнов действительно подтверждает: «Это наш парень», ему нужно «создать все условия» и «обращаться поделикатнее». Как и было приказано, Гальцев даёт мальчику бумагу и чернила. Тот высыпает на стол и сосредоточенно подсчитывает зёрнышки и хвойные иглы. Полученные данные срочно отправляются в штаб. Гальцев чувствует себя виноватым за то, что кричал на мальчика, теперь он готов ухаживать за ним.

Приезжает Холин, рослый красавец и шутник лет двадцати семи. Иван (так зовут мальчика) рассказывает другу о том, как не мог из-за немцев подойти к ожидавшей его лодке и как с трудом переплывал холодный Днепр на бревне. На форме, привезённой Ивану Холиным, орден Отечественной войны и медаль «За отвагу». После совместной трапезы Холин и мальчик уезжают.

Летом 1944 г. нашими войсками была освобождена вся Белоруссия и значительная часть Литвы. Но на этих территориях осталось множество вражеских агентов, разрозненных групп немецких солдат, банд, подпольных организаций. Все эти нелегальные силы действовали внезапно и жестоко: на их счету уже было много убийств и других преступлений, кроме того, в задачи подпольных организаций входил сбор и передача немцам сведений о Красной Армии.

13 августа неизвестная рация, разыскиваемая по делу «Неман», вновь вышла в эфир в районе Шиловичей. Обнаружить точное место её выхода поручено «оперативно-розыскной группе» капитана Алехина. Сам Павел Васильевич Алехин пытается что-нибудь выведать в деревнях, два других члена группы, опытный чистильщик, двадцатипятилетний старший лейтенант Константин Таманцев и совсем молодой чистильщик-стажер гвардии лейтенант Андрей Блинов, тщательно осматривают лес. Даже незначительные улики, например надкусанные и брошенные огурцы или обертки от немецкого сала, могут помочь разведчикам. Алехин узнает о том, что недалеко от Шиловичского леса в тот день видели, во-первых, двух военных, а во-вторых, Казимира Павловского, возможно служившего у немцев. На второй день поисков Таманцев находит место выхода рации в эфир.

Торговая и деловая жизнь кипит во всех улочках и переулках Китай-города, когда погожим сентябрьским утром недавно вернувшийся в Москву Андрей Дмитриевич Палтусов — тридцатипятилетний дворянин заметной и своеобразной наружности — заходит в банк на Ильинке и встречается там с директором — своим старинным приятелем Евграфом Петровичем. Поговорив о том, насколько русские люди отстают все еще от немцев в финансовых делах, Андрей Дмитриевич перечисляет изрядную сумму денег на свой текущий счет, а затем отправляется в трактир на Варварке, где у него уже назначен завтрак со строительным подрядчиком Сергеем Степановичем Калакуцким. Выясняется, что Палтусов горит желанием разбогатеть, пустившись на выучку к гостинодворским Титам Титычам, и стать, таким образом, одним из дворян-«пионеров» в деле, где пока царствуют иностранцы и купцы, но для успеха ему нужен почин. Приняв на себя обязанности «агента» Калакуцкого, он перебирается на Никольскую, в ресторан «Славянский базар», где сговаривается пообедать в «Эрмитаже» с Иваном Алексеевичем Пирожковым, которого помнит еще по учебе в университете. До обеда есть еще время, и, выполняя поручение Калакуцкого, Палтусов заводит знакомство с Осетровым — «дельцом из университетских», который разбогател на речном промысле в низовьях Волги, а действие переносится в ряды старого гостиного двора, где находится «амбар», принадлежащий фирме «Мирона Станицына сыновья».

Дождливым ноябрьским вечером 186* г. в Петербурге Марья Михайловна — двадцатитрехлетняя богатая вдова гвардейского адъютанта — начинает вести интимный дневник, чтобы разобраться в причинах своего постоянно дурного настроения. Выясняется, что мужа она никогда не любила, что с сыном, трехлетним «кислым» Во-лодькой, ей скучно, а столичный свет не предоставляет никаких развлечений, кроме выездов в Михайловский театр на спектакли с канканами. Хандры не развеивает ни письмо, полученное Марьей Михайловной из Парижа от двоюродного брата Степы Лабазина, ставшего за время их разлуки «философом» и «физикусом», ни её визит к замужней светской приятельнице Софи. Застав Софи с любовником, рассказчица делает ей строгий выговор, хотя и догадывается сама, что скорее завидует чужому, пусть прошлому, но все-таки счастью. Определенную новизну в жизнь Марьи Михайловны вносит, правда, знакомство с «умничающей» Плавиковой, в чьем салоне по четвергам собираются разные «сочинители», и в их числе сорокалетний (т. е. сильно немолодой уже) романист Домбрович. Поддавшись праздному любопытству, рассказчица тоже начинает читать европейские журналы, пытается поддерживать разговоры о философии Б. Спинозы и вообще об «умном», но жгучий интерес у нее вызывает только образ жизни содержанок-француженок, к которым, напрочь забывая о светских дамах, так тянутся мужчины. Для того чтобы познакомиться с Clemence, самой блистательной из этих куртизанок, она ездит по рождественским маскарадам, всюду встречая Домбровича. Даже Clemence, когда их знакомство наконец состоялось, говорит по преимуществу о Домбровиче, подчеркивая, что он намного выше всех светских франтов. Домбрович, с которым рассказчица видится все чаще, действительно не обманывает ожиданий: он обаятелен, тактичен, остроумен, способен часами увлекательно рассуждать и о писателях, и о людях света, и о самом себе. «Поговоривши с ним, как-то успокаиваешься и миришься с жизнью», — заносит рассказчица в дневник, замечая, что о многом она начинает судить так же, как её новый знакомый. Дневник заполняют размышления о женщинах — «синих чулках» и «нигилистках», рассказы о спиритических сеансах, светские сплетни, но с каждой новой записью центральным героем все более и более становится Домбрович. Он вспоминает о своих встречах с Лермонтовым, сурово оценивает Тургенева и других современных беллетристов, доказывает, сколь вредны умным женщинам узы брака, и исподволь учит Марью Михайловну искусству «срывать цветы удовольствия» так, чтобы «овцы были целы и волки сыты».

Герой поэмы — она написана от первого лица — рабочий; он приходит в часы отлива к морю, чтобы тяжелым трудом зарабатывать себе на жизнь — киркой и ломом колоть слоистые скалы. Добытый камень на осле свозится к железной дороге. И животному, и человеку тяжело. Дорога проходит мимо тенистого, прохладного сада, скрытого за высокой решеткой. Из-за ограды к работнику тянутся розы, где-то вдалеке слышен «напев соловьиный, что-то шепчут ручьи и листы», доносится тихий смех, едва различимое пение.

Чудесные звуки томят героя, он впадает в задумчивость. Сумрак — день заканчивается — усиливает беспокойство. Герою чудится другая жизнь: в своей жалкой лачуге он мечтает о соловьином саде, отгороженном от проклятого мира высокой решеткой. Снова и снова он вспоминает привидевшееся ему в синем сумраке белое платье — оно манит его «и круженьем, и пеньем зовет». Так продолжается каждый день, герой ощущает, что влюблен в эту «недоступность ограды».

Действие происходит в XIII в. во Франции, в Лангедоке и Бретани, где разгорается восстание альбигойев, против которых папа организует крестовый поход. Войско, призванное помочь сюзеренам, движется с севера.

Пьеса начинается со сцены во дворе замка, где сторож Бертран, прозванный Рыцарем-Несчастием, напевает песенку, услышанную от заезжего жонглера. Рефреном этой песенки, повествующей о беспросветности жизни, выход из которой лишь один — стать крестоносцем, служат строчки: «Сердцу закон непреложный — Радость — Страданье одно!» Именно они и станут «сквозными» для всей пьесы.

Алиса, придворная дама, просит Бертрана прекратить пение: её госпожа, семнадцатилетняя Изора, в чьих жилах течет испанская кровь, жена владельца замка, нездорова.

Капеллан пристает к Алисе с непристойными предложениями. Та отвергает его с негодованием, но сама не прочь пофлиртовать с пажом Алисканом. Тот, впрочем, её отвергает.

Уличный кабачок, вульгарный и дешевый, но с претензией на романтику: по обоям плывут огромные одинаковые корабли… Легкий налет нереальности: хозяин и половой похожи друг на друга, как близнецы, один из посетителей — «вылитый Верлен», другой — «вылитый Гауптман». Пьяные компании, громкоголосый шум. Отдельные реплики, отрывочные диалоги складываются в разбитную музыку трактирной пошлости, затягивающей, как омут. Когда легкое allegro предуказало тональность действия, появляется Поэт: растраченный, истаскавшийся по трактирам, запойно упивающийся тем, что намерен «рассказать свою душу подставному лицу» (половому) Смутная поэтическая тоска, мерцающая мечта о «Незнакомке» в шелестящих шелках, чей сияющий лик едва просвечивает сквозь темную вуаль, контрастна наступающей со всех сторон, усиливающей свой напор пьяной пошлости, но в то же время как бы порождена ею. И томительная мелодия грезы вплетается в грубые кабацкие выкрики, и трепаный Человек в пальто предлагает Поэту камею с дивным изображением, и все качается в дыму, плывет, и «стены расступаются. Окончательно наклонившийся потолок открывает небо — зимнее, синее, холодное».

«Россия гибнет», «России больше нет», «вечная память России» — слышу я вокруг себя. Но передо мной — Россия: та, которую видели в устрашающих и пророческих снах наши великие писатели.

Россия — буря. России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и — по-новому великой.

Европа сошла с ума: цвет человечества, цвет интеллигенции сидит годами в болоте, сидит с убеждением на тысячеверстной полоске, которая называется «фронт». Люди — крошечные, земля — громадная. Это вздор, что мировая война так заметна: довольно маленького клочка земли, чтобы уложить сотни трупов людских и лошадиных.

Теперь, когда весь европейский воздух изменён русской революцией, начавшейся «бескровной идиллией» февральских дней и растущей безостановочно и грозно, кажется иногда, будто и не было тех недавних, таких древних и далеких годов.

Действие происходит в революционном Петрограде зимой 1917/18 г. Петроград, однако, выступает и как конкретный город, и как средоточие Вселенной, место космических катаклизмов.

Первая из двенадцати глав поэмы описывает холодные, заснеженные улицы Петрограда, терзаемого войнами и революциями. Люди пробираются по скользким дорожкам, рассматривая лозунги, кляня большевиков. На стихийных митингах кто-то — «должно быть, писатель — вития» — говорит о проданной России. Среди прохожих — «невеселый товарищ поп», буржуй, барыня в каракуле, запуганные старухи. Доносятся обрывочные крики с каких-то соседних собраний. Темнеет, ветер усиливается. Состояние — поэта? кого-то из прохожих? — описывается как «злоба», «грустная злоба», «черная злоба, святая злоба».

На сцене — обыкновенная театральная комната с тремя стенами, окном и дверью. У стола с сосредоточенным видом сидят Мистики обоего пола в сюртуках и модных платьях. У окна сидит Пьеро в белом балахоне. Мистики ждут прибытия Смерти, Пьеро ждет прихода своей невесты Коломбины, Неожиданно и непонятно откуда появляется девушка необыкновенной красоты. Она в белом, за плечами лежит заплетенная коса. Восторженный Пьеро молитвенно опускается на колени. Мистики в ужасе откидываются на спинки стульев:

«Прибыла! Пустота в глазах ее! Черты бледны как мрамор! Это — Смерть!» Пьеро пытается разубедить Мистиков, говоря, что это Коломбина, его невеста, однако Председатель мистического собрания уверяет Пьеро, что он ошибается, это — Смерть. Растерянный Пьеро устремляется к выходу, Коломбина следует за ним. Появившийся Арлекин уводит Коломбину, взяв ее за руку. Мистики безжизненно повисают на стульях — кажется, висят пустые сюртуки. Занавес закрывается, на подмостки выскакивает Автор, который пытается объяснить публике сущность написанной им пьесы: речь идет о взаимной любви двух юных душ; им преграждает путь третье лицо, но преграды наконец падают, и любящие навеки соединяются. Он, Автор, не признает никаких аллегорий… Однако договорить ему не дают, высунувшаяся из-за занавеса рука хватает Автора за шиворот, и он исчезает за кулисой.