Близ дороги из Дербента в Тарки, слева от которой возвышаются оперенные лесом вершины Кавказа, а справа опускается берег вечно ропотного, как само человечество, Каспийского моря, лежит дагестанское селение. Там в мае 1819 г. был праздник.

Кавказская природа прелестна весною, и все жители, пользуясь благами покоя этого замиренного края, расположились в долине и по склонам, чтобы любоваться лихими играми горской молодежи. Всадник, отличавшийся ото всех красотою лица, стройностью фигуры, породистостью коня, богатством одежды и оружия, был племянник Тарковского правителя (шамхала) Аммалат-бека. Искусство его в джигитовке, во владении саблей и стрельбе равных себе не имело. Кто единожды видел, как он на скаку отстреливал из пистолета подкову своего коня, тот вовек того не забудет.

Уильям Ли родился и вырос в фешенебельном тихом пригороде одного из больших городов Среднего Запада. В детстве и юности он ничем особым не выделялся среди сверстников, разве что гораздо больше их читал. По окончании Гарварда Уильям с год шатался по предвоенной Европе, благо стабильный ежемесячный доход в сто пятьдесят долларов избавлял его от необходимости зарабатывать на жизнь. Когда началась война, он добровольцем пошёл в армию, но там ему не понравилось, и он комиссовался с диагнозом шизофрения. После армии ради любопытства он перепробовал множество профессий — от частного детектива до бармена, от рабочего на заводе до конторского клерка — и именно в это время, в конце войны, впервые узнал, что такое наркотики.

Человек пробует наркотики, а затем вырабатывается зависимость. Это случается, как правило, когда ничто другое в жизни особого интереса не вызывает, по-настоящему не вдохновляет хотя бы на такую ерунду, как встать с утра, побриться… Никто не начинает колоться с намерением стать наркоманом: просто в одно прекрасное утро ты просыпаешься в тяжёлом отходняке, и это значит — всё, ты прочно подсел.

В предисловии автор пишет о том, что ставил себе в этом маленьком сочинении большие цели. Он попытался описать в нем почву и растительность, не похожие на европейские. Писатели слишком долго усаживали своих влюбленных на берегу ручьев под сенью буков, а он решил отвести им место на побережье моря, у подножия скал, в тени кокосовых пальм. Автору хотелось соединить красоту тропической природы с нравственной красотой некоего маленького общества. Он ставил перед собой задачу сделать очевидными несколько великих истин, в том числе ту, что счастье заключается в жизни, согласной с природой и добродетелью. Люди, о которых он пишет, существовали в действительности, и в основных своих событиях история их подлинна.

На восточном склоне горы, поднимающейся за Портом Людовика, что на Острове Франции (ныне — остров Маврикий), видны развалины двух хижин. Однажды, сидя на пригорке у их подножия, рассказчик познакомился со стариком, который поведал ему историю двух семейств, живших в этих местах два десятка лет назад.

Жермена Малорти по прозвищу Мушетта, шестнадцатилетняя дочь кампаньского пивовара, как-то раз, войдя в столовую с полным ведром парного молока, почувствовала себя нехорошо; родители сразу догадались, что она беременна. Упрямая девушка не хочет говорить, кто отец будущего ребенка, но её отец сообразил, что им может быть только маркиз де Кадиньян — местный волокита, которому уже пошел пятый десяток. Папаша Малорти отправляется к маркизу с предложением «уладить дело полюбовно», но маркиз сбивает его с толку своим хладнокровием, и растерянный пивовар начинает сомневаться в правильности своей догадки, тем более что маркиз, узнав, что Мушетта помолвлена с сыном Раво, пытается свалить «вину» на него. Малорти прибегает к последнему средству: он говорит, что дочь открылась ему, и, видя недоверие маркиза, клянется в этом. Сказав, что «лживая поганка» дурачит их обоих, каждого по-своему, маркиз выпроваживает пивовара.

В девять вечера автор и четверо его друзей возвращались из одного дома в окрестностях Парижа. На Небе светила полная луна, притягивая взоры гуляк и возбуждая остроумие, уже отточенное о камни мостовой. Один предположил, что это небесное слуховое окно, откуда просвечивает сияние блаженных. Другой уверял, будто Вакх держит на небесах таверну и подвесил луну, как свою вывеску. Третий воскликнул, что это гладильная доска, на которой Диана разглаживает воротнички Аполлона. Четвертый же заявил, что это просто солнце в домашнем халате, без одеяния из лучей. Но самую оригинальную версию высказал автор: несомненно, луна — такой же мир, как и земля, которая, в свою очередь, является для нее луной. Спутники встретили эти слова громким хохотом, хотя автор опирался на авторитет Пифагора, Эпикура, Демокрита, Коперника и Кеплера. Но провидение или судьба помогли автору утвердиться на своем пути: вернувшись домой, он обнаружил у себя на столе книгу, которую туда не клал и где как раз говорилось о жителях луны. Итак, явным внушением свыше автору было приказано разъяснить людям, что луна есть обитаемый мир.

Перед вами, бллин, не что иное, как общество будущего, и ваш скромный повествователь, коротышка Алекс, сейчас расскажет вам, в какой kal он здесь vliapalsia.

Мы сидели, как всегда, в молочном баре «Korova», где подают то самое молоко плюс, мы еще называем его «молоко с ножами», то есть добавляют туда всякий седуксен, кодеин, беллармин и получается v kaif. Вся наша кодла в таком прикиде, как все maltchiki носили тогда: черные штаны в облипку со вшитой в паху металлической чашкой для защиты сами знаете чего, куртка с накладными плечами, белый галстук-бабочка и тяжелые govnodavy, чтобы пинаться. Kisy все тогда носили цветные парики, длинные черные платья с вырезом, а grudi все в значках. Ну, и говорили мы, конечно, по-своему, сами слышите как со всякими там словечками, русскими, что ли. В тот вечер, когда забалдели, для начала встретили одного starikashku возле библиотеки и сделали ему хороший toltchok (пополз дальше на karatchkah, весь в крови), а книжки его все пустили в razdrai. Потом сделали krasting в одной лавке, потом большой drasting с другими maltchikami (я пустил в ход бритву, получилось классно). А уже потом, к ночи, провели операцию «Незваный гость»: вломились в коттедж к одному хмырю, kisu его отделали все вчетвером, а самого оставили лежать в луже крови. Он, бллин, оказался какой-то писатель, так по всему дому летали обрывки его листочков (там про какой-то заводной апельсин, что, мол, нельзя живого человека превращать в механизм, что у всякого, бллин, должна быть свобода воли, долой насилие и всякий такой kal).

Повествование ведется от первого лица. Автор и рассказчик, которому принадлежит Институт Красоты «Лотос», несколькими штрихами рисует картину Берлина в период оккупации, холодной зимой 1947 г.: население страдает от голода, на растопку идет уцелевшая мебель, торговля замерла, никто не платит налоги, жизнь остановилась. Институт Красоты постепенно приходит в упадок: служащим нечем платить, помещения не отапливаются. Хозяин остается в нем совершенно один, но это нисколько не удручает его. напротив, он даже рад, что избавился от назойливых посетителей, которые надоедают ему жалобами на отмороженные конечности и варикозные язвы. Он обзаводится пулеметом, невзирая на риск, связанный с подобным приобретением, и расстреливает из окна своего Института всех подозрительных лиц. Трупы убитых, как отмечает повествователь, ничем не отличаются от тех, кто замерз или наложил на себя руки. Редких прохожих также не смущает вид мертвецов: «зубная боль или воспаление надкостницы еще могли бы вызвать их сочувствие, но не бугорок, присыпанный снегом, — может быть, это просто валик от дивана или дохлая крыса». Рассказчика не мучают сомнения нравственно-этического характера, ибо в современную эпоху, когда в человеке постепенно отмирают «моральные флюиды», радикально изменилось отношение к смерти: «В мире, где происходили столь чудовищные вещи и который покоился на столь чудовищных принципах, как Показали недавние исследования, давно пора прекратить пустую болтовню о жизни и счастье. Материя была излучением, Божество — безмолвием, а то, что помещалось в промежутке, — пустяк».

Пьесу предваряет произносимый одним из актеров перед занавесом пролог, который представляет собой похвальное слово фарсу как жанру. В прологе сообщается, что предлагаемая зрителям пьеса — фарс, больше похожий на кукольную комедию или на комедию масок: он безыскусен и предполагает детское видение мира, — на этот лад автор и просит настроиться зрителей. Как и положено в комедии масок, время и место действия условные.

Двое друзей, Леандр и Криспин, приходят в незнакомый городок. Положение их довольно затруднительно, поскольку они совершенно без денег. Криспин, более изворотливый и неунывающий, нежели Леандр, исполнен решимости раздобыть денег и даже разбогатеть, для чего предлагает дерзкий план. Леандр должен выдать себя за богатого и знатного человека, приехавшего в город по важному государственному делу, а об остальном под видом его слуги позаботится Криспин. Леандру не очень по душе эта затея: его пугают возможные последствия подобного обмана, но он сдается перед настойчивостью приятеля, понимая, что положение у них безвыходное.

Мари Лоран, молодой врач, получает предложение поступить на работу в лабораторию профессора Керна. Кабинет, в котором Керн принимает её, производит весьма мрачное впечатление. Но куда более мрачным оказывается посещение лаборатории: там Мари видит отделенную от туловища человеческую голову. Голова укреплена на квадратной стеклянной доске, от нее к различным баллонам и цилиндрам идут трубки. Голова разительно напоминает Мари недавно умершего профессора Доуэля, известного ученого-хирурга. Это и в самом деле его голова. По словам Керна, ему удалось «воскресить» только голову Доуэля, страдавшего неизлечимым недугом. («Я бы предпочла смерть такому воскресению», — реагирует на это Мари Лоран.)

Мари поступает работать в лабораторию Керна. В её обязанности входит следить за состоянием головы, которая «слышит, понимает и может отвечать мимикой лица». Кроме того. Мари ежедневно приносит голове ворох медицинских журналов, и они вместе их «просматривают». Между головой и Мари устанавливается некое подобие общения, и однажды голова профессора Доуэля взглядом просит девушку отвернуть кран на трубке, подведенной к его горлу (Керн строго запретил Мари трогать кран, сказав, что это приведет к немедленной смерти головы). Голове удается объяснить Мари: этого не случится. Девушка колеблется, но в конце концов исполняет просьбу и слышит шипение и слабый надтреснутый голос — голова может говорить! В тайных беседах Мари Лоран и головы профессора выясняются чудовищные подробности оживления.

В золотое утро жаркого, душного, пыльного Троицына дня идет по дороге к славному селу Целебееву Дарьяльский, ну тот самый, что уж два года снимал Федорову избу да часто хаживал к товарищу своему, целебеевскому дачнику Шмидту, который дни и ночи проводит за чтением философических книг. Теперь в соседнем Гуголеве живет Дарьяльский, в поместье баронессы Тодрабе-Граабен — внучка её Катя, невеста его. Три дня, как обручились, хоть и не нравится старой баронессе простак и бобыль Дарьяльский. Идет Дарьяльский в Целебеевскую церковь мимо пруда — водица в нем ясная, голубая, — мимо старой березы на берегу; тонет взором в сияющей — сквозь склоненные ветви, сквозь сверкающую кудель паука — глубокой небесной сини. Хорошо! Но и странный страх закрадывается в сердце, и голова кружится от бездны голубой, и бледный воздух, коли приглядеться, вовсе черен.

В храме — запах ладана, перемешанный с запахом молодых берез, мужицкого пота и смазных сапог. Дарьяльский приготовился слушать службу — и вдруг увидел: пристально смотрит на него баба в красном платке, лицо безбровое, белое, все в рябинах. Рябая баба, ястреб оборотнем проникает в его душу, тихим смехом и сладким покоем входит в сердце… Из церкви все уже вышли. Баба в красном платке выходит, за ней столяр Кудеяров. Странно так взглянул на Дарьяльского, маняще и холодно, и пошел с бабой рябой, работницей своей. В глубине лога прячется изба Митрия Мироновича Кудеярова, столяра. Мебель он делает, и из Лихова, и из Москвы заказывают у него. Днем работает, по вечерам к попу Вуколу ходит — начитан столяр в писании, — а по ночам странный свет сквозь ставни избы кудеяровской идет — то ли молится, то ли с работницей своей Матреной милуется столяр, и гости-странники по тропинкам протоптанным в дом столяра приходят…