Сначала список действующих лиц с обстоятельными характеристиками. Вот некоторые из этих лиц и характеристик.

Павел Николаевич Елецкий, 32 лет. Петербургский чиновник, неглуп. Человек не злой, но без сердца.

Ольга Петровна Елецкая, урожденная Корина, его жена, 21 года. Доброе, мягкое существо.

Василий Семеныч Кузовкин, дворянин, проживающий на хлебах у Елецких, 50 лет.

Флегонт Александрыч Тропачев, сосед-помещик, 36 лет, не женат. Служил в кавалерии. По природе грубоват и даже подловат.

Нарцыс Константиныч Трембинский, дворецкий и метрдотель Елецких, 40 лет. пронырлив, криклив, хлопотлив.

Егор Карташов, управитель, 60 лет. Пухлый, заспанный. Где можно крадет.

В один из самых жарких дней 1853 г. на берегу Москвы-реки в тени цветущей липы лежали двое молодых людей. Двадцатитрехлетний Андрей Петрович Берсенев только что вышел третьим кандидатом Московского университета, и впереди его ждала ученая карьера. Павел Яковлевич Шубин был скульптором, подававшим надежды. Спор, вполне мирный, касался природы и нашего места в ней. Берсенева поражает полнота и самодостаточность природы, на фоне которых яснее видится наша неполнота, что порождает тревогу, даже грусть. Шубин же предлагает не рефлектировать, а жить. Запасись подругой сердца, и тоска пройдет. Нами движет жажда любви, счастья — и больше ничего. «Да будто нет ничего выше счастья?» — возражает Берсенев. Не эгоистичное ли, не разъединяющее ли это слово. Соединить может искусство, родина, наука, свобода. И любовь, конечно, но не любовь-наслаждение, а любовь-жертва. Однако Шубин не согласен быть номером вторым. Он хочет любить для себя. Нет, настаивает его друг, поставить себя номером вторым — все назначение нашей жизни.

«В одной из отдаленных улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом жила некогда барыня, вдова, окруженная многочисленной дворней…

Из числа всей её челяди самым замечательным лицом был дворник Герасим, мужчина двенадцати вершков роста, сложенный богатырем и глухонемой от рожденья. Барыня взяла его из деревни, где он жил одни, в небольшой избушке, отдельно от братьев, и считался едва ли не самым исправным тягловым мужиком. Одаренный необычайной силой, он работал за четверых…».

Но вот Герасима привезли в Москву, дали в руки метлу и лопату, определили дворником. «Крепко не полюбилось ему сначала его новое житье. С детства привык он к полевым работам, к деревенскому быту». Наконец он привык к городскому житью.

Появление нового лица в деревне — всегда событие. Когда летом 184… в богатом имении Ислаевых появился новый домашний учитель, уже сложившееся равновесие оказалось некоторым образом нарушенным или, во всяком случае, поколебленным.

С первого же дня полюбил Алексея Николаевича его ученик — десятилетний Коля Ислаев. Учитель смастерил ему лук, ладит воздушного змея, обещает научить плавать. А как ловко лазает он по деревьям! Это. вам не старый нудный Шааф, преподающий ему немецкий.

Легко и весело с новым учителем и семнадцатилетней воспитаннице Ислаевых Вере: ходили смотреть плотину, ловили белку, долго гуляли, много дурачились. Двадцатилетняя служанка Катя тоже заметила молодого человека и как-то переменилась к Матвею, ухаживающему за ней.

Рассказ начинается рассуждением автора о том, чем и как различаются люди, живущие в Орловской губернии и Калужской. «Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живёт в дрянных осиновых избёнках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; Калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело, весело, лицом чист и бел, торгует маслом и дёгтем и по праздникам ходит в сапогах». Сравнивается внешний вид селений (также не в пользу Орловский деревни).

В смысле охоты Калужская губерния тоже лучше. В качестве охотника посещая Жиздринский уезд, автор познакомился с одним калужским помещиком — Полутыкиным. Помещик был чудаковатый, имел свои некоторые слабости, но отличался гостеприимством. В первый же день он пригласил автора переночевать к себе в имение. Однако до имения было далеко, поэтому вначале Полутыкин предложил зайти к Хорю, одному из своих мужиков.

Березовая роща. Середина сентября. «С самого утра перепадал легкий дождик, сменяемый по временам теплым солнечным сияньем; была непостоянная погода. Небо то все заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновенье, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая…».

Охотник безмятежно уснул, «угнездившись» под деревцем, «у которого сучья начинались низко над землей» и могли защитить от дождя, а когда проснулся, увидел шагах в двадцати от себя молодую крестьянскую девушку. Она сидела, «задумчиво потупив голову и уронив обе руки на колени». На ней была клетчатая юбка и «чистая белая рубаха, застегнутая у горла и кистей». Узкая алая повязка, надвинутая почти на самый лоб, «густые белокурые волосы прекрасного пепельного цвета»… «Вся её головка была очень мила; даже немного толстый и круглый нос её не портил. Мне особенно нравилось выражение её лица: так оно было просто и кротко, так грустно и так полно детского недоумения перед собственной грустью».

Небольшое, бедное сельцо Колотовка. Несколько тощих ракит, овраг по самой середине улицы. «Невеселый вид», но окрестные жители «ездят туда охотно и часто».

Возле оврага стоит отдельно от других крытая соломой избушка. Её окно «в зимние вечера, освещенное изнутри, далеко виднеется в тусклом тумане мороза и не одному проезжему мужичку мерцает путеводною звездою». Это — кабак, прозванный «Притонным».

Торгует здесь целовальник Николай Иванович, толстый, поседевший мужчина «с заплывшим лицом и хитро-добродушными глазками». Что-то в нем есть такое, что привлекает и удерживает гостей.

«У него много здравого смысла; ему хорошо знаком и помещичий быт; и крестьянский, и мещанский». Он знает толк во всем: в лошадях, в лесе, в любом товаре, в песнях и плясках, много видел на своем веку, «знает все, что делается на сто верст кругом» и, как человек осторожный, помалкивает.

Льгов — большое степное село. Вблизи от него — пруд, заросший тростником; там водились утки.

За лодкой охотники обратились к местному жителю по прозвищу Сучок.

"Босой, оборванный и взъерошенный Сучок казался с виду отставным дворовым лет шестидесяти". Разговор с ним автора проясняет многое во всей окружающей обстановке.

" — Скажи, пожалуйста, — начал я: — давно ты здесь рыбаком?

- Седьмой год пошел, — отвечал он, встрепенувшись.

- А прежде чем ты занимался?

- Прежде ездил кучером.

- Кто ж тебя из кучеров разжаловал?

- А новая барыня.

- Какая барыня?

«Охота с ружьем и собакой прекрасна сама по себе, — утверждает автор «Записок». Его любовь к природе и свободе вполне передается и читателю; талантливые, подлинные картины очищают и вдохновляют душу.

Вот читатель вместе с охотником выезжает весной до зари.

«Вы выходите на крыльцо… На темно-сером небе кой-где мигают звезды; влажный ветерок изредка набегает легкой волной; слышится сдержанный, неясный шепот ночи; деревья слабо шумят, облитые тенью…

А летнее июльское утро!.. Солнце все выше и выше. Быстро сохнет трава. Вот уже жарко стало. Проходит час, другой… Небо темнеет по краям; колючим зноем пышет неподвижный воздух»…

Бродя осенью с ружьем по полям, охотник добрался до большого села. Он еще издали заметил избу повыше других и решил, что это жилище старосты. Открыв дверь, он увидел несколько столов, заваленных бумагами, два красных шкафа, чернильницы, песочницы, длинные перья. На одном из столов сидел "малый лет двадцати" в сером кафтане, сообщивший, что здесь "главная господская контора". Потом из соседней комнаты явился человек лет пятидесяти, толстый, низкого роста, с "бычьей шеей" и "глазами навыкате".

" — Чего вам угодно?

- Обсушиться.

- Здесь не место.

- Я не знал, что здесь контора; а, впрочем, я готов заплатить".