Действие разворачивается в начале прошлого века в Швейцарии.

В один прекрасный день в селе Глаттфельден, что расположено где-то на севере Швейцарии, появляется статный и красивый незнакомец, одетый в зеленый сюртук. Это мастер Лее. Когда-то давно он покинул родное село и отправился странствовать по свету.

Проделав путь от подмастерья до искусного каменотеса и архитектора, поработав во всех больших городах Германии, он возвращается на родину. Здесь мастер Лее принимает решение попытать счастья в столице и основать в Цюрихе собственное дело. Прежде чем переехать в город, он женится на дочери сельского пастора.

По прибытии молодой архитектор не только много и напряженно работает, но и принимает участие в общественной жизни. К несчастью, смерть настигает его в расцвете сил.

Мастер Лее оставил своей вдове множество незавершенных дел, и, после того как они были приведены в порядок, выясняется, что все состояние семьи составляет лишь один дом. Он населен снизу доверху, как улей. Именно доход от жильцов и помогает вдове Лее и её сыну по имени Генрих сводить концы с концами.’

Двадцатичетырехлетний герой-повествователь Фрэнк Чеймберс кочует по Америке, нигде надолго не задерживаясь. Вот и теперь, устроившись работать к греку Нику Пападакису, владельцу бензоколонки и закусочной неподалеку от Лос-Анджелеса, он уверен, что скоро опять двинется в путь-дорогу. Но встреча с черноволосой Корой, женой Пападакиса, меняет его планы. Их сжигает огонь всепоглощающей страсти.

Кора сообщает Фрэнку, что любит его и ненавидит мужа. Любовники замышляют убийство грека, намереваясь обставить его как несчастный случай в ванной. Но не вовремя гаснет свет, и Коре не удается довести до конца тщательно разработанную операцию. Грек попадает в больницу с травмой черепа, и хотя врачи удивлены характером повреждений, никаких неприятностей для Коры и Фрэнка не следует.

Фрэнк предлагает Коре бросить мужа, колонку и закусочную, но Кора не решается. Тогда Фрэнк уезжает один, но недалеко. Пападакис случайно встречает его в городке, где он зарабатывает игрой на бильярде, и уговаривает вернуться. Кора толкает Фрэнка на вторую попытку избавиться от Паладакиса: грек хочет ребенка, отчего Кору с души воротит.

Согласно законам жанра плутовской роман начинается с описания детских лет героя. Родители Паблоса — мать-ведьма, отец-вор — постоянно спорят, чья профессия лучше. «Воровство, сынок, это не простое ремесло, а изящное искусство», — уверяет отец. Но мальчик уже с детских лет лелеет благородные мечты, отвергает предложения родителей овладеть их «искусством» и только благодаря своей настойчивости идет учиться. В школе Паблос знакомится с доном Дьего Коронелем, сыном благородных идальго, он искренне любит своего нового друга и с удовольствием обучает его различным играм. Но пребывание нашего героя в школе было непродолжительным, так как с ним приключилось следующее. Во время карнавала тощая кляча, на которой восседал Паблос, схватила с овощного лотка кочан капусты и тут же его проглотила. Торговки подняли крик, стали забрасывать Паблоса и его школьных товарищей брюквой, баклажанами и другими овощами; школьники же, не растерявшись, запаслись камнями, и началась настоящая битва. Слуги правосудия прервали бой, но все же не обошлось без потерь. У дона Дьего была пробита голова, и его родители решили больше не отпускать сына в школу. Родители Паблоса тоже были в ярости, обвиняя во всем своего нерадивого сына.

Суть случившегося события бесстрастно изложена в первой же фразе произведения. Проснувшись в день своего тридцатилетия, Йозеф К. обнаруживает, что он находится под арестом. Вместо служанки с привычным завтраком на его звонок входит незнакомый господин в черном. В соседней комнате оказываются еще несколько посторонних людей. Они вежливо извещают застигнутого врасплох К., что «начало его делу положено и в надлежащее время он все узнает». Эти непрошено вторгшиеся к нему в жилище люди и смешат, и возмущают, и поражают К., не чувствующего за собой никакой вины. Он не сомневается ни на минуту, что происшествие не более чем дикое недоразумение или грубая шутка. Однако все его попытки что-либо выяснить наталкиваются на непроницаемую учтивость. Кто эти люди? Из какого они ведомства? Где ордер на его арест? Почему в правовом государстве, «где всюду царит мир, все законы незыблемы», допускается подобный произвол? На его раздраженные вопросы даются снисходительные ответы, не проясняющие существа дела. Утро кончается тем, что посетители предлагают К. отправиться, как всегда, на его службу в банк, поскольку, как они говорят, пока лишь ведется предварительное следствие по его делу и он может выполнять свои обязанности и вообще вести обычную жизнь. Оказывается, что среди незнакомцев, осуществлявших арест К., присутствуют трое его коллег по банку — столь бесцветных, что сам К. поначалу даже их не признал. Они сопровождают его на такси в банк, храня невозмутимое вежливое молчание.

Происшествие, случившееся с Грегором Замзой, описано, пожалуй, в одной фразе рассказа. Однажды утром, проснувшись после беспокойного сна, герой внезапно обнаружил, что превратился в огромное страшное насекомое…

Собственно, после этого невероятного превращения больше уже ничего особенного не происходит. Поведение действующих лиц прозаично, буднично и предельно достоверно, а внимание сосредоточено на бытовых мелочах, которые для героя вырастают в мучительные проблемы.

Грегор Замза был обычным молодым человеком, живущим в большом городе. Все его усилия и заботы были подчинены семье, где он был единственным сыном и потому испытывал повышенное чувство ответственности за благополучие близких.

Отец его обанкротился и по большей части сидел дома, просматривая газеты. Мать мучили приступы удушья, и она проводила долгие часы в кресле у окна. Еще у Грегора была младшая сестра Грета, которую он очень любил. Грета неплохо играла на скрипке, и заветной мечтой Грегора — после того как ему удастся покрыть отцовские долги — было помочь ей поступить в консерваторию, где она могла бы профессионально учиться музыке. Отслужив в армии, Грегор устроился в одну торговую фирму и довольно скоро был повышен от мелкого служащего до коммивояжера.

Действие происходит в Австро-Венгрии, до Ноябрьской революции 1918 г.

К., молодой человек примерно тридцати лет, прибывает в Деревню поздним зимним вечером. Он устраивается на ночлег на постоялом дворе, в общей комнате среди крестьян, замечая, что хозяин чрезвычайно смущен приходом незнакомого гостя. Заснувшего К. будит сын смотрителя Замка, Шварцер, и вежливо объясняет, что без разрешения графа — владельца Замка и Деревни, здесь никому не разрешается жить или ночевать. К. сначала недоумевает и не принимает это заявление всерьез, но, видя, что его собираются выгнать среди ночи, с раздражением объясняет, что прибыл сюда по вызову графа, на работу в должности землемера. Вскоре должны подъехать его помощники с приборами. Шварцер звонит в Центральную канцелярию Замка и получает подтверждение словам К. Молодой человек отмечает для себя, что работают в Замке, как видно, на совесть, даже по ночам. Он понимает, что Замок «утвердил» за ним звание землемера, знает о нем все и рассчитывает держать в постоянном страхе. К. говорит себе, что его явно недооценивают, он будет пользоваться свободой и бороться.

…Он спит, и ему видится, что он на дачном полустанке и ему надо перейти полотно, на котором остановился поезд. Нужно подняться, пройти через тамбур, и окажешься на другой стороне. Однако он обнаруживает, что другой двери нет, а поезд трогается и набирает ход, прыгать поздно, и поезд уносит его все дальше. Он в пространстве сновидения и понемногу как будто начинает припоминать встречающееся на пути: и это высокое здание, и клумбу петуний, и зловещий, темного кирпича гараж. У ворот его стоит человек, помахивающий маузером. Это Наум Бесстрашный наблюдает, как бывший предгубчека Макс Маркин, бывший начоперотдела по прозвищу Ангел Смерти, правый эсер Серафим Лось и женщина — сексот Инга раздеваются, перед тем как войти во мрак гаража и раствориться в нем. Это видение сменяется другими. Его мать Лариса Германовна во главе стола во время воскресного обеда на террасе богатой дачи, а он, Дима, в центре внимания гостей, перед которыми его папа хвалит работы сына, прирожденного живописца.

Курьер Никита поставил перед главбухом Филиппом Степановичем Прохоровым стакан чаю, но не ушел. Ему явно хотелось поговорить.

Газеты были полны сообщениями о растратах и растратчиках и повальном в Москве бегстве их от правосудия. Даже в доме на Мясницкой, где располагается их контора, из шести учреждений пять уже растранжирили денежки. «Одни мы нерастраченными на весь дом остались», — заключил Никита.

Филипп Степанович отмахнулся. Он отличался умеренностью и усердием в служебных делах, а счетно-финансовой деятельностью занимался со времен окончания русско-японской войны. При всем том в его характере была, хотя почти и незаметная, авантюристическая жилка. Было и безобидное высокомерие, родившееся давным-давно, когда он прочел в великосветском романе фразу: «Граф Гвидо вскочил на коня…»

Часа в три главбух заглянул к кассиру Ванечке: завтра надо будет выплатить сотрудникам жалованье. Придется сходить в банк и получить тысяч двенадцать. Никита, услышав это, отправился за сослуживцами. Когда те получили деньги, он потребовал выдать зарплату ему и, по доверенности, уборщице Сергеевой. Сделать же это удобно в тихой столовой за углом. Выпили пивка и закусили. Ванечка сбегал за водкой, так что потом главбух не хотел уже расставаться с кассиром и пригласил его к себе домой.

Дачный сезон закончился, и Василий Петрович Бачей с сыновьями Петей и Павликом возвращался в Одессу.

Петя в последний раз окинул взглядом светящееся нежной голубизной бесконечное морское пространство. На память пришли строки: «Белеет парус одинокий / В тумане моря голубом…»

И все же главное очарование моря составляла для девятилетнего мальчика не живописность его, а исконная таинственность: фосфорическое свечение, скрытая жизнь глубин, вечное движение волн… Полным тайны было и видение взбунтовавшегося броненосца, несколько раз появлявшегося на горизонте.

Но вот прощание с морем закончилось. Все трое разместились на скамьях, и дилижанс тронулся. Когда до Аккермана оставалось верст десять и по обеим сторонам дороги уже тянулись сплошные виноградники, пассажиры услыхали винтовочный выстрел, а через минуту задняя дверь дилижанса открылась и коренастый человек застыл было на подножке. Но тут впереди показался конный разъезд, и он быстро нырнул под скамью. Петя успел заметить рыжие флотские сапоги и вытатуированный на руке якорек, как и папа, он сделал вид, что ничего не произошло, и отвернулся. Через полчаса папа нарушил молчание: «Кажется, подъезжаем… На дороге ни души». Раздался шорох, и сейчас же хлопнула дверь…

Эта книга — не роман, не повесть, не лирический дневник и не мемуары. Хронологические связи заменены здесь ассоциативными, а поиски красоты — поисками подлинности, какой бы плохой она ни казалась. Это мовизм (от «мове» — плохо). Это свободный полет фантазии, порожденный истинными происшествиями. Поэтому почти никто не назван здесь своим именем, а псевдоним будет писаться с маленькой буквы, кроме Командора.

Мое знакомство с ключиком (Ю. Олеша) состоялось, когда мне было семнадцать, ему пятнадцать, позднее мы стали самыми близкими друзьями, принадлежали к одной литературной среде. Эскесс, птицелов, брат, друг, конармеец — все они тоже одесситы, вместе с киевлянином синеглазым и черниговцем колченогим вошедшие в энциклопедии и почти все — в хрестоматии.

С птицеловом (Эдуард Багрицкий) я познакомился на собрании молодых поэтов, где критик Петр Пильский выбирал лучших и потом возил напоказ по летним театрам. Рядом с ним в жюри всегда сидел поэт эскесс (Семен Кессельман), неизменно ироничный и беспощадный в поэтических оценках.