В Малом театре с 1925 г.

Сегодня — Городничий, а завтра — Хлестаков, потом — Раcплюев и Швандя, а там — Людовик XI и Геннадий («Огненный мост»), Оброшенов в «Шутниках» и Мещанин во дворянстве», — таковы неожиданные противоположности дарования Кузнецова в ролях, игранных им в Малом театре.
А если вспомнить его актерскую работу в провинции, его двух-сезонное пребывание в Художественном театре (Хлестаков и Вафля, Кот и Фире) и выступления в московских летних театрах, где он блестяще играл в ничтожной пьесе «Тетка Чарлея», только что показав в театре МГСПС безукоризненно законченный образ папы Урбана VIII в «Герцоге» Луначарского, то нам станет ясным, что в этом актере не только об'единялись различные амплуа, но и противоположные возрасты.
Стоило этому актеру появиться на сцене, и внимание зрителя приковано к нему; в каждой роли, пусть даже неудачной (таков был Фамусов, сыгранный им в его двадцатилетний юбилей), зритель не отрываясь слушал его и смотрел на него. В этом заключалась бесспорная сила его сценического обаяния, привлекавшая к себе аудиторию.
Кузнецов пришел на сцену Малого театра не только широкоизвестным по провинции актером, но и заслуженным артистом Республики — звание, им полученное во время его работы в театре им. МГСПС.
Сын повара из крепостных, содержавшего буфеты при театрах, а затем владельца театрального предприятия в Одессе, он мальчиком испытал нужду, все его образование ограничилось церковно-приходской школой, но разнообразная и беспорядочная начитанность, его отличавшая, была им получена, когда он, начиная с двенадцати лет, был «в ученьи» при книжном магазине Калмыковой, потом у Карбасникова в Петербурге, а после в Ростове-на-Дону, где превосходная труппа Н. Н. Синельникова (1897 г.) вызвала в Кузнецове бесповоротное решение стать актером.
Делает он попытку поступить в Театральное училище, где прослушавший его А. П. Ленский сразу обращает на него внимание, и когда Кузнецову не удается из-за воинской повинности поступить в число учеников, чуткий Ленский говорит ему: «Когда бы вы ни захотели притти к нам, мы вас примем».
Жизнь осуществила эту мечту Кузнецова лишь 1 декабря 1925 г. Кузнецов по приемам своей игры воскресил, понятно, соответственно видоизменив, творческую манеру Живокини: он был мастером смеха, дававшим на каждом спектакле новое творчество, так же как у Живокини импровизационное: конечно, он не создавал, как это делал Живокини, своего текста, но отдельные словесные изменения (например, вставки междометий) зачастую допускались им; его импровизация лежала в другом: он искрометно в каждом спектакле творил, рождая и новые интонации, и новый жест, и новую мимику.
Обладая мастерством внешнего преображения, пользуясь наклейками — носами, подбородками, шеей и т. п., имея в запасе своем целый арсенал походок, разных говоров, призвуков, придыханий, смешков и т. д., прекрасно гримируя лицо и преображая всю фигуру, Кузнецов вместе с тем в основном был несомненным актером Малого театра, потому что он умел ценить слово, умел его произносить и интонациями вскрывать со всей полнотой отношение к партнеру...